Рейтинг@Mail.ru

ФИО

Телефон

E-mail

Комментарий


 
В ближайшее время мы свяжемся с вами.
Верхнепышминский художник Владимир Суздальцев: "Сейчас вспоминаю, если бы в советское время у художников была возможность работать в охране, то они бы все там работали"18/12/2017

«Холст, краски, кисти – и ты и ни от кого не зависишь». Этим материалом автор пытается открыть серию встреч и бесед с художниками Верхней Пышмы и Среднеуральска

 Парень из сибирского села

Приехал к нам в город из Омска 20 лет назад. Не жалеет, что оказался именно в Верхней Пышме.

«Занимаюсь рисованием с детства. Сколько себя помню. Рос в деревне. Отец – инвалид войны. Мама работала в колхозе. Особо не нянькались со мной. Два брата, две сестры. Старший брат уже ходил в школу, а я тогда еще и букв не знал. Было мне 3–4 года, не больше. Принесут с товарищем книгу, читают, смеются. А для меня там одни закорючки. Все непонятно. Какое-то таинство.

Получалось, что если книга с картинками, то хорошая, если без картинок – барахло. Брат почитает, отложит книгу, а я старался перевести картинки, за что после хорошо получал. Потом начал срисовывать. Мне интересно было воспроизвести сюжет, сказку. Так постепенно и пристрастился к рисованию.

Тут у нас стали проводить свет, до этого динамомашина работала. Пришел электрик, увидел картинки и сказал: «О, тетка, он у тебя художником будет». Кто такой художник? Мне стало интересно. Начал узнавать.

Отец работал объездчиком. Я с ним много колесил по округе. Изучал природу. Делал зарисовки. В школу пошел уже научившись читать. Меня поощряли за то, что делал рисунки. Краски дарили, карандашики, альбомы. Мне стимул.

Так постепенно перешел даже к портретам. Усаживал мать или брата и рисовал их. В школе была прекрасная библиотека. К восьмому классу прочитал практически все популярные приключенческие книги. Помимо всего прочего в библиотеку поступал журнал «Художник». Его никто не брал, кроме меня. Приносил журнал домой, читал от корки до корки, а в конце публиковались советы художникам. Как работать с материалами, с холстом. Так я осваивал технические вопросы, совершенствовал их.

В журнале вычитал, что в Москве есть заочный институт имени Крупской. Я где-то в шестом классе написал туда, послал работы. Мне пришла бумага, что я принят. Прислали книги, анатомию, цветоведение, живопись... Приходили методички, по которым выполнял задания, стал получать рекомендации, начал ходить на этюды. Так учился до армии, но бумаг никаких не получил.

Пришел из армии. Родители уже в возрасте были. По предложению сестер пошел на железную дорогу помощником машиниста, но желание учиться не пропало. Продолжал ходить на этюды. Однажды меня за работой застали два человека, прогуливавшихся неподалеку. Они предложили пойти в вечернюю художественную школу. Я согласился, закончил эту школу, перескочив один класс.

Знакомый парень посоветовал мне пойти дизайнером на телевизионный завод, выпускающий «Кварц». Из преимуществ пообещал интересную творческую работу и командировки в Москву в головной институт. На железной дороге я тогда получал рублей 300, а тут примерно рублей 120, но нисколько не пожалел. Каждые два месяца ездил в командировки в столицу, посещал различные выставки.

Однажды, возвращаясь домой, увидел в газете, что в Омске открывается технологический институт, где готовят дизайнеров, модельеров. Посмотрел набор предметов, которые там преподают, и понял, что это мое. Поступил и в 1982 году, закончил этот институт. Защитился на пять. Меня оставили преподавать. Проработал в институте года два-три. Продолжал рисовать. Общался с ребятами, преподавателями. Учились друг у друга.

Пришло андроповское время. Начались сокращения, они коснулись и нашего института. Я сам вызвался на увольнение, среди других кандидатов были те, кто меня самого учил. Все должно быть по справедливости. Так я вернулся на завод и работал, пока не начались разгромные 90-е. Люди на улицу, а я решил работать в своей мастерской. Так и перебивался живописью.

Как-то выжили. Ничего. Слава богу, охота к творчеству не пропала. Картины покупали хорошо. Многие люди уезжали в Израиль, Германию и хотели иметь память о сибирских землях, о местах, где выросли.

Потом сюда, в Верхнюю Пышму, жена привезла. А тут снежок белый, сугробы. У нас там снег выпал, а через день он уже черный. Да еще и появилась возможность купить частный дом.

Холст, краски, кисти – и ты и ни от кого не зависишь. Написал картину, продал. Но работу я искал, чтобы не попасть в разряд тунеядцев. С 2000 года работаю в охране. Сейчас вспоминаю, если бы в советское время у художников была возможность работать в охране, то они бы все там работали. Сутки отработал – трое дома. А ведь кем только ни работали – и дворниками и малярами, а иначе нельзя, могли привлечь за тунеядство…»

Мир художника

– Владимир Илларионович, как художник смотрит на окружающую действительность? Например, у меня как у журналиста взгляд критический. Детский сад открывается – люди радуются, а я вижу, что штукатурка на углу отвалилась, что грязь за забором и нет подходов к территории, что нет стоянок и утром, когда массово повезут детей, здесь будут проблемы... Это мой профессиональный взгляд. Есть ли такой профессиональный взгляд у художника, или его в принципе быть не может?

– Есть, конечно, но все зависит от характера, от восприятия. Я, допустим, не могу писать город, потому что много грязи. Лучше уйду в болото, где увижу больше гармонии и света. Мне в этих зарослях камыша спокойней.

– Казалось бы, в болоте грязи еще больше...

– Да, больше, но она какая-то живая, естественная. А если художник будет воспевать все недостатки в городе, то человеку неприятно станет. Он и так все это каждый день видит. Придет на выставку, а здесь опять то же самое. Что тогда будет?

– То есть, у художника есть особая миссия в этом плане?

– Вычленить то, что осталось, первозданность эту, как-то ее воспеть. Вот был колок (перелесок. – Прим. ред.), но через год его уничтожили, застроили, а у меня он остался, я его помню. Как это было. Роща, березы, кустарнички. Живой лесок. Туда заходишь, красота, птички чирикают. И все. Нет его. А если мы и дальше будем расширяться...

– Художник не воспроизводит все один в один?

– Нет, конечно. Что-то добавляет, что-то убирает, развивает некоторые фрагменты. Картина – это, скорее, обобщение. Показывает, как художник чувствует сюжет. Это не фотография.

– Сегодня, во время посещения вашей выставки, я задавал вопрос о том, что картины, безусловно, разные, но многие близки по тематике, а свет у них разный. Одни темнее, а другие более светлые, даже радостные.

– Зависит от состояния души. Сегодня одно настроение, а завтра другое, и хоть что с этим делай. Один раз хочется сладенького, а на другой день перчику. С профессиональной точки зрения, если уж ты начал какую гамму, то доведи ее обязательно. Нельзя прыгать туда-сюда, иначе ничего не получится. Когда начинаешь работу и чувствуешь определенное состояние, то его необходимо застолбить. Здесь может быть радостно, в другом случае тревожно или свежо, значит, гамма будет в каждой картине своя.

– Это значит, что вы можете один и тот же пейзаж подать по-разному.

– Да.

– Бывает ли так, что вы через какое-то время можете сделать другой вариант одного пейзажа?

– Бывает, за один день делаю несколько вариантов, за что и получаю по шеям от своей супруги Ольги Владимировны. Она порой за сердце хватается. Теперь, говорит, не войду, пока не поставишь подпись под картину.

Сейчас я стараюсь сдерживаться, а то начинаешь усиливать какой-то кусок, а там требуется в другом месте поправить для гармонии, еще в одном месте усилить, так и получается, что возникает совсем иной настрой в картине. Ты уже незаметно для себя третий вариант делаешь. В этом случае я предпочитаю отложить холст и взять новый.

– И так бывает? Но вы же профессионал. Неужели невозможно довести тот холст до завершения?

– Тут ситуация какая… Художник делает первую подписку, подмалевок так называемый, и его необходимо выполнить профессионально, чтобы он казался законченным. При следующей прописке, после подмалевка, ты доводишь картину вновь до состояния законченности. И таких этапов может быть несколько, но на каждом этапе работа должна быть закончена. Так можно довести холст до уровня суперфотографии, но в этом нет никакого смысла. Работа завершается на любом из перечисленных этапов.

– Получается, что художник пишет на нескольких холстах? Куда же он девает все предыдущие?

– Они тоже являются завершенными произведениями. Только их обычно называют не картиной, а этюд-картиной или эскизом картины. 

Окончание следует...

Последние новости
Авторизируйтесь на сайте чтобы ответить.
Последние комментарии
Комментировать