Художник из Верхней Пышмы, член Союза художников России Сергей Григорьев, которого большинство людей, близких к искусству, знают под псевдонимом Сережа ПИКАССО, стал лауреатом премии Губернатора Свердловской области.

Наша встреча с Сергеем состоялась через несколько дней после награждения. Разговор уже традиционно проходил в кафе «Славянский базар». Мы обычно берем чайничек чая и можем беседовать под местный ароматный напиток долгое время.

К общению с Сергеем надо привыкать. Его манера повествования столько же необычна, как и его творчество. И к тому и к другому нужно быть подготовленным. Иначе пропустишь все самое главное. Моментальная смена акцентов в разговоре, переход с одной темы на другую, а после возвращение к тому, о чем говорили чуть ли не в начале разговора…

Для журналиста такое общение сродни увлекательной игре или, скорее, тесту на профпригодность. Единственное, что гарантировано в результате общения,– это то, что ничего не гарантировано. Здесь либо все, либо ничего. Автору этого материала повезло уже потому, что разговор наш не первый и, надеюсь, не последний.

– Сергей, как узнал о награждении?

– Недели за полторы до вручения Людмила Валентиновна Бабушкина (Председатель Законодательного Собрания Свердловской области. – Прим. ред.) по секрету сообщила мне о принятом решении.

– И каково впечатление от подобного известия?

– Моя реакция была совершенно естественной: ну, и слава богу. Поскольку я занимаю достаточно сложное пространство с точки зрения живописи, философия моя очень глубокая и не простая для понимания. Поэтому данный хвостик, прибавочка – «лауреат губернаторской премии» к «маленький бедный художник Сережа ПИКАССО» поможет зрителю в понимании того, что изображено на холсте. Мы же, когда путь сложный, когда мы запутываемся, то ссылаемся на авторитеты. Раз за этот проект дали губернаторскую премию, то и вопросы лишние сами собой могут отпасть. И это самое главное.

А вот прыжков или глотания валидола от счастья точно не было. Честное пионерское.

– Кто-то из художников твоего направления уже был лауреатом губернаторской премии?

– Миша Шаевич Брусиловский в 2002 году. Время тогда было менее свободное, не как сейчас. Каждый, кто отходил от изображения рабочего и колхозницы, становился формалистом, на него валили все шишки.

– А может быть, наоборот, то время оказалось более свободным?

– Может быть, и так. Хотя, по мнению Людмилы Валентиновны Бабушкиной, губернаторскую премию впервые дали за такую глубокую философию. Часть картин из серии «Бесконечность Вселенной в виде маленькой черной точки, или Квадратура круга» выставлены на 16 этаже администрации губернатора, напротив выхода из зала заседаний.

Теперь, выходя после очередного совещания, его участники видят, например, изображение замочной скважины и пояснение самого автора в форме названия произведения «Это не замочная скважина, это ключ к пониманию бесконечности, которая перемещается во времени». По словам Сергея, картина говорит не только о бесконечности, но и о том, что все мы повторимся во времени.

Небольшое отступление

Прекрасно понимаю, что человеку, не видевшему картин Сергея Пикассо, трудно принять подобные объяснения на веру. Иллюстрация в газете может дать только некое понимание формы, но не передаст уникального чувства, когда оказываешься один на один с его произведениями. Когда у тебя исчезают все тылы и ты, постояв возле картины какое-то время, сам улетаешь в суть изображения, когда тобой начинает управлять подсознание.

Выходить из этого состояние приходится с огромным трудом. К этому необходимо готовиться, иначе может произойти «взрыв мозга». Мне пришлось испытать подобное на себе. Чувство не из приятных, но потрясающее! Оно сродни ощущениям, испытываемым на большой высоте в горах или во время прыжка с обрыва в воду, только растянутое во времени.

– Как восприняли награду коллеги?

– Как всегда. Друзья с радостью, другие изображают улыбку с таким натягом, что я бы рад им помочь.

– Подобное отношение в цехе художников явление обычное для людей творческих профессий?

– В мире искусства свои отношения. Я не представляю, как могут существовать люди в театрах, других больших творческих коллективах. А что художник? Помазал здесь слева направо, здесь справа налево. Отметили – хорошо, нет – продолжаешь работать.

– А чем вообще художник отличается от других людей искусства?

– Слава богу, ты свободен. Ты один в своей мастерской. Сам с собой.

В моем творческом коллективе мой внук Темик- Маратемик и киска. Темику я уже пообещал, что он иногда может прицепить себе знак лауреата. В этом проекте главная идея – молодому поколению, ни в коем случае не в указательной, а в такой веселой, дружеской форме, попытаться представить их видение бесконечности. Их понимание.

Во всяком случае, проект не заканчивается на этом. Я веду и другие проекты. И «Бесконечность Тайной вечери...» не бросаю, и «Одиночество Христа». Я их даже перемежаю. Это такое зашифрованное послание молодым людям. Ребята, солнце – небо, мальчик – девочка. Это понятие. С крыши прыгать не торопитесь. Что же так руки-то опускать. Да, процесс строительства – дело непростое. Трудно построить свой мир под этим деревом мальчику и девочке. Но чего же с крыши прыгать, а тем более на баррикады бегать. Время терять. С обеих сторон ребята забавные. Тот что-то от вас хочет, с другой стороны – то же самое, какие-то свои интересы преследуют. А вас как пушечное мясо используют. Думайте сами. Голова-то есть. Мой проект еще и об этом. Хотя политики здесь нет. Все библейское.

Мерседесы и лексусы по сравнению с понятиями «солнце – небо», «мальчик – девочка» – вообще консервные банки.

– Не стал ли факт награждения губернаторской премией каким-то этапом твоей творческой деятельности? Вот шел, шел и вдруг споткнулся об эту премию. Остановился. Задумался. Или все как было, так и есть? Так же каждое утро отправляешься в свою мастерскую на чердаке? Войти в число восьми лауреатов такой области, как Свердловская,– это же престижно.

– Свердловская о-обла-асть!? (Смеется.)

– А что? Это даже не Курганская или какая другая.

– Да я когда посмеиваюсь или подтруниваю – в основном над собой – я всегда очень серьезен. Это очень важная деталь.

– Ты работаешь все время над собой или анализируешь свое поведение? Ты не можешь же все время подтрунивать над собой. В мастерской же ты подобными вещами не занимаешься. Это, скорее, манера поведения на публике? Или игра?

– И то и другое – маска. Но в маске же тоже есть форматирование. Если некто надел маску и видно, что под ней скрывает личину, которую боится показать, это и есть прямая задача маски. А здесь тоже маска, но она, скорее, сродни кукольному театру. Это образ. Он может меняться под воздействием настроения. И в мастерской на чердаке на мне маска тоже присутствует, пусть не так гротескно, как на публике. Разговор «сам с собой» точно в такой же форме происходит. Может кому-то порежет ушко, но это форма валяния дурака. А валять дурака – это очень серьезно, на самом деле.

– Сейчас много говорят именно о твоей картине с замочной скважиной.

–  Ты знаешь, я даже начал дистанцироваться от нее. Конечно, прикол, безусловно, сильный. Что-то близкое к «Черному квадрату». Настолько точно, лаконично. Осталось только закрасить черной краской, и все. Вот что такое концептуальный символизм. Определись с концептом, отбрось все лишнее.

Виталий Михайлович Волович, когда увидел «Замочную скважину», сказал, что со временем она затмит «Черный квадрат».

Возвращаясь к работе в мастерской, скажу, что стал замечать, что мне гораздо лучше работается теперь утрами. Голова отдохнувшая очень здорово говорит со мной. Я ей говорю – голове: так, слушай, причем все делается на трезвую голову. (Смеемся оба, понимая, на что намек.) Варианты подобные были в предыдущих сериях – «Голова профессора Доуэля» и другое. Из этой серии, если так, я перед холстом говорю сам с собой. Холстик мажу. Разговариваю с ним. Так, направо потянуло из этого квадрата, и сразу воспоминание из детства. Зашифровано как?

Я еще придумал, вернее, не придумал. Так оно и есть. Ведь ребята закапывают кирпич в землю. Вот, говорят послание на следующий век. Не знаю уж, какие ассоциативные ряды вызовет это послание у следующих поколений, а здесь штрих-код из подсознания. Его можно изобразить не только в виде сникерса как товара. А отразить именно наше подсознательное, что с нами разговаривает в данный момент. Ты вот сейчас слушаешь меня, а я разговариваю сам с собой. И к тому же чуть дальше сейчас полез. Я называю это – «изображение подсознательного в бесконечности вселенной в виде штрих-кода». Увидеть бесконечность в формате штрих-кода. Это уже чуть дальше.

Понимаю, что твой внимательный взгляд в глубину моего яблочного дна может означать, что психушка по мальчику давно плачет. Но это нормально. В этом ничего страшного нет.

Отступление № 2

Ничего подобного на самом деле со мной не происходило, и таких мыслей у меня не возникало. Мой внимательный взгляд означал только то, что я пытаюсь глубже понять то, о чем говорит Сергей. Уверен, что далеко не каждому встречному он рассказывает о подобных вещах.

Дело в том, что, не зная всего этого, понять в достаточной мере творчество Сережи Пикассо не представляется возможным. Да и как человеку, с которым художник делится подобными вещами, мне безумно интересно прикоснуться к механизму работы над произведениями, которые не похожи на работы сотен других художников. Тут не до мыслей о психушке. Скорее, наоборот. Появляется осмысление многих вещей, на которые в обыденной жизни не обращаешь внимания. Не задумываешься. Проходишь мимо. Торопишься сделать массу дел, которые на поверку оказываются пустым сотрясением воздуха.

Играть на грани в палату № 6, с той или с другой стороны, – это интересно. Мне по-другому было бы скучно.

– Хорошо. Остановимся на этом. А то читатели нас обоих попытаются куда-нибудь определить.

С любым человеком происходит возрастная динамика. Что с тобой происходит по сравнению с тем, каким ты был 15 или 30 лет назад? Что-то меняется, или просто поворачивается новыми гранями?

– Ну, я же не с младшей группы садика сидел за мольбертом безотрывно. «Золотая шайба», «Кожаный мяч», юношеский бокс, спортрота, дворовые разборки… Красивые воспоминания. Это все багаж. Штрих-код, но не такой насыщенный.

– И что, эти штрихи были ровными, одинаковыми?

– Нет, конечно. Нас бросала молодость…

–  Асадова продолжение, если я не ошибаюсь, «в сабельный поход».

– Ну, если про Эдуарда Асадова, то он отдельный штрих. Он такой огромный. Мой старший брат Саша, когда был девятиклассником, там мальчики девочки читали Асадова. А я-то был классе в шестом. Они сами этот маленький томик передавали друг другу, но мне Саша все же давал его почитать. И про Яшку, и про бенгальского тигра. Это потом «Белый Бим Черное ухо» Троепольского прочитал. Я эту тетку жирную, которая не пустила Бима в подъезд, реально ненавидел. Вот они, штришки. Вот сила искусства. Это психологическое состояние.

– А если бы все происходило иначе, не было бы Сергея Пикассо?

– Скорее всего, нет. Я думаю, что к чему-то надо привязываться. Если кто-то зацепился с первой ступеньки за карьерный рост, что он положит на это все свои силы. А дальше что?

– А что?

– Не знаю. На всем этом пути пустота. Некий вакуум.

Ответить на вопрос – зачем приходили на эту землю? В чем смысл? Как у Ингмара Бергмана в «Седьмой печати».

– В этом фильме есть и рыцарь, и бродячие артисты. Фильм потрясает. Но там XIV век, если не ошибаюсь, или XV, а мы живем сегодня, сейчас.

– Давай через полтора часа разговора мы вновь вернемся к шутам. Виталий Михайлович Волович говорит мне, что мы для них шуты. Это когда куда-нибудь с ним собираемся. В резиденцию, или еще куда. А ему говорю – секундочку. В этом кукольном театре Карабаса Барабаса образ шута – одна из выигрышных позиций. Давайте, садитесь в машинку и поедем, подурачимся. Очередной раз.

У нас с ним хорошо получается. У Виталия Михайловича потрясающее чувство юмора. Мы с ним работаем в паре, как Пат и Паташонок. При этом я не перехожу дозволенную планочку.

– Что же, мы с тобой хорошо поговорили, нужно оставить и для следующей встречи. Попробую сформулировать завершающий вопрос. И все же, какое чувство осталось от признания на таком высоком уровне? Что-то шевельнулось?

– Это само собой разумеющееся чувство уверенности. Удовлетворение от того, что мне поверили. Опять же вернемся к классике. «Свой среди чужих». Для человека самым страшным было то, что ему не поверили.

Мне сейчас будет легче не только валять дурака, но и работать в мастерской.

– Недоброжелателей прибавится?

– На порядок. И это радует. С ними даже интересней валять дурака, чем с Виталием Михайловичем. С ним по дружбе, а здесь – иное. Важно не опускаться до жлобства, чтобы уж совсем издеваться над людьми. Нет. Просто по-доброму подыгрывать таким людям в их злобе. По-дружески, по-дружески…

Беседовал с Сережей ПИКАССО Алексей ГЕРАСИМОВ (Ильин)