Хочу познакомить наших читателей с 86-летним верхнепышминцем Николаем Васильевичем Перовым и его спутницей жизни Валентиной Карловной Смоленцевой. За их плечами жизнь, насыщенная не только радостью, но и горем. И сегодня они для нас станут свидетелями эпохи – мы заглянем в недалекое прошлое через их воспоминания.

– Родился в Оренбургской области, в Ивановском районе, – начал рассказ мужчина. – Детство прошло в военные годы. Помню, как хлеб убирали на полудохлых коровах. И когда животных провожали в стадо, хозяйки между собой ругались, чтобы их корову на пахоту не брали, а иначе приходила без молока, а чем тогда кормиться и выживать? А наши коровы были уже привыкшие  работать – умели сено, картошку и дрова возить. В колхоз мы уже и не обращались за помощью, наши даже посытнее были.

Когда мне исполнилось 17 лет, пришла разнарядка в деревню – собрать молодежь учиться по ремеслам. Сейчас это училища, а тогда назывались ФЗО – фабрично-заводское обучение. Нас из деревни собралось пятеро. Увозили при сопровождении милиции, чтоб не сбегали, да один все равно убежал. Мать, конечно, плакала, провожая меня, все-таки был серьезным помощником в хозяйстве. Нас направили в Оренбург.

На железнодорожном вокзале собралось много – около ста – ребят. Но в здание вокзала нас не пускали, говорили что, мол, вшивые, немытые из деревни. На дворе стоял уже ноябрь, а тогда были холодные зимы, и мы в своей одежонке мерзли. Наконец, нас отправили на санобработку в баню. Самих – мыться, а одежду заложили на обработку в железные баки при высокой температуре. После прожарки выдали нам две кучки вещей. У меня шубка была, нашел ее в этой куче, но надеть не смог – она сварилась и слиплась, рвалась в руках. Надел рубашку, штанишки, и обратно в бортовой машине поехали на вокзал. Но тут нас уже пустили в здание…

Голодные, холодные учебные будни

– Доехали мы потом до Кувандыка и разместились в бараках, где в годы войны жили пленные немцы. В свое время стены здания сделали из досок и между ними засыпали шлак. К нашему прибытию шлак уже осел, и через доски видно было улицу. Мы начали обживаться. В углу стояла печка, мы ее топили углем круглые сутки. Для этого назначался дежурный – он подкидывал топливо и убирал все по очереди.

Рассортировали нас в четыре группы по строительным специальностям: плотники, столяры, каменщики, маляры. Моего мастера звали Павел Прокофьевич Анисин. Как сейчас помню, справедливый, но строгий мужчина. Слушались мы его. Первое время спали на голой кровати с панцирной сеткой, обмундирования тоже не давали.

Нас сразу учили практике, теории не было. И у всех было желание быстрее освоить. Учились шесть месяцев. Везде ходили строем. Кормили плохо, давали по 600 граммов черного непропеченного хлеба. А по вечерам обязательная проверка: на улицу в любую погоду выводили. И пока все 500 человек прокричатся, мы успевали замерзнуть. А потом все вместе пели гимн, если плохо, то заново. Вот так и стояли под степным холодным ветром, а руководству было потеплее – они-то в шубах.

Потом нам, наконец, выдали одежду. Конечно, она была не по размеру, но все же... Шапки были утеплены непростеганной паклей, и та часто сбивалась в одну сторону, так что у тебя как будто появлялась вторая голова.

«На побывку едет молодой…»

– В марте нас начали кормить хорошо – можно было взять хлеб с добавкой. Потом так наелись, что уже и баловаться начали. И решили мы с земляком Яшкой домой съездить, на побывку. Яшка был немцем и жил в соседней деревне. Их мужчин на фронт не забирали, и они все жили хорошо. Потом только, к концу войны, их уже начали брать в трудовую армию. Конечно, мы сбежали – официально домой не пускали.

Предстоял очень долгий путь – на товарняке несколько часов, потом соскакивать, потом еще раз пересаживаться и еще 70 км пешком. Но нас это не остановило. В одной деревне решили переночевать. Попросились к бабушке. Но у нее так холодно в доме было, что свинья, которая жила вместе с ней, всю ночь бегала к нам греться…

На следующий день мы так оголодали, что решили зайти в деревню поесть. Набрели на столовую, купили еды на свои копейки. А Яшка смог дозвониться до отца и он нас забрал. Привез шубы, чтобы нас укрыть. Мы оделись, зарылись в сено и в комфорте доехали до дома. Через неделю уехали обратно в Кувандык. Немного нас поругали.

Вскоре отучились, и нас, более ста человек, забрал приехавший из Свердловска вербовщик. Не уходя далеко от вокзала, всех разобрали по области, а мы с земляками оказались в Пышме. 

Пышма деревянная

– 20 мая 1950 года прибыли в Пышму. Устроились с земляками в строительно-монтажное управление № 1.

Когда мы приехали, у хлебозавода торчали только стены. Все плотницкие работы пришлось нам делать. В нашей столярке были деревянные станки, только один вал был железный. В то времена Пышма строилась почти «в рукопашную». Нашим бригадиром стал Нестор Иванович Федяков.

Жили мы в бараках в рабочем поселке. До нас там обитали пленные немцы. Они сделали газончики, тротуарчики, плитками выложили дорожки, была хорошая танцплощадка. И все это пришлось им оставить. Куда они уехали потом, не знаю. Кстати, их руками построены были дома по улице Щорса. 

Почти во всех стройках Пышмы есть доля моего участия. Строили ДК «Металлург». Залили его фундамент, а потом работы остановили и сказали, что будет другой проект. Пришлось пригнать ребят с воинской части и взрывать фундамент, чтобы переделать.

Жизнь кипела на пятачке у завода

– Мы когда в Пышму приехали впервые попробовали белый хлеб и батоны. Городок был деревня деревней. Тротуары деревянные, главная дорога, ведущая к заводу, засыпана абы как. Мы ходили обедать в первую столовую, тогда она была за территорией завода. А рядом со столовой стоял старый дом купеческий, рубленый, там жил директор инфекционной больницы – Боря. Шебутливый человек был. Как-то мы халтурили для него – делали прачечную для больницы, рядом с музыкальной школой, там сейчас Ледовая арена. Пришел к нему запрячь лошадь – он их для больничного хозяйства держал. И стал свидетелем, как он тепло, с любовью, кормил свою мини-ферму – стаю кур и нескольких свиней остатками из столовых больницы… 

Помню, как мы делали бомбоубещиже для руководства завода. Они как раз жили недалеко. Страх новой войны оставался надолго. Экскаватор выкопал большую яму, забетонировали все, мы внутри плотничали. Сверху покрыли землей, и вход туда был сделан, как шалаш.

Вся жизнь кипела на пятачке у завода. Тут же стояла больница, военкомат.

Как-то чуть не заболел, жена брагу готовила и, видимо, сахара пересыпала. А тут 1 Мая, перед демонстрацией стаканчик выпил, и у меня живот как начало жечь. Друг все-таки уговорил меня пойти на шествие. Идем туда, я на нем почти повис, самому уже тяжело. Зашли в больницу – никого, но вдруг откуда-то выскочила женщина, дала мне порошок и я сразу вылечился! Мы с другом побежали на демонстрацию.

В начале шествия по традиции шли передовики: ПМЭЗ, потом Опытный завод, передовые организации, ну а мы – в хвосте. Чтобы нас простимулиривать, начальник премию выдавал, правда, только после шествия. Мы после прохода транспаранты покидаем и бегом к нашей табельщице Тане Лапшиной. Ну, и потом в магазин, за бутылочкой. Вот и весь праздник.

Об упавшем прокуроре

– Был у нас прокурор Мухин, здоровый такой, но с рябым лицом, жил в доме, где был Госбанк. А тогда время голодное было, с продуктами напряженно. Ничто человеческое не было чуждо прокурору – как и многие пышминцы, он держал свинью. Как-то зарезал он ее, а ночью дровяник вскрыли и украли его мясо. Поиски по горячим следам не помогли.

Однажды на городском мероприятии решили сделать из него богатыря. Надели на Мухина латы, шлем, дали щит, саблю, посадили на лошадку. Животное было молодое, не привыкшее к городскому шуму и людям. Раньше процесс фотографирования был дольше, чем сейчас, и нашему герою пришлось держать кадр. А тут уже и народ собрался. Один парень решил подшутить, крякнул уточкой, а лошадка испугалась и как дернется, наш герой и упал на землю. Милиция подбежала, начала искать баламута, народ смеется. Прокурора еле-еле уговорили на второй раз. Но шутник не унимался… Мухина после второго «полета» помощники под руки уже увели…

Вот так незатейливо и весело шла жизнь обычного советского гражданина… И пролетела, как миг.

Согнали с Азербайджана, но Урал принял

– Мой папа немец и до войны работал в Баку руководителем на перерабатывающем заводе. Сам из Луганска, а с мамой познакомился, пока ехал в Азербайджан по распределению, – рассказывает Валентина Карловна. – Я родилась в 1938 году. Когда началась война, отца выслали в Актюбинск. Но он успел перевести меня и маму Агафью Ивановну на ее девичью фамилию, чтобы избежать гонений. Правда, потом, уже после 16 лет, я вернула отцовскую фамилию – Мецлер.

У меня было два брата старших. Так вот, один из братьев, ему где-то 16 лет было, уехал с отцом. Там отец умер от голода – весь свой хлеб отдавал в детский сад… Брат уехал в Казахстан, стал шахтером, там его и засыпало... Старший брат женился в Баку, работал на шарикоподшипниковом заводе, где он как-то с коллегами выполнили план, и их наградили поездкой на море. Но он там… утонул.

Сын родился инвалидом первый группы – ДЦП. До 30 лет воспитывала практически одна. Никакой помощи не было ни от государства, ни от мужа – он не выдержал, ушел. Сейчас к детям с таким диагнозом совсем другое отношение: коляски, лечение, обслуживание. А раньше носила его на своем горбу, массажи делала платные, стирки, кормление, сон урывками в 2–3–4 часа… Отдушиной была дочь. Ее радости придавали краски жизни.

Работала главным бухгалтером, но потом пришлось выйти на завод, встала за станок – была гравировщиком. Сына оставляла дома, а сама на смену. Благо рядом, через дорогу.  Как-то соседи прибежали, говорят, что-то Мишка орет сильно. В доме случился пожар, и он умер у меня на руках…

Теперь мое прошлое – это не только болезненные воспоминания, но еще и проблемы со здоровьем. А в молодости думала, что всю жизнь буду легко бегать…

Вскоре пришлось уехать из родного Баку. В 1995–1998 годы там сложилась такая же обстановка, как сейчас на Украине. Начались погромы, гонения на армян, русских, звучали угрозы для жизни, дискриминация была на каждом шагу, хотя до этого все было так хорошо. Бывало, что местные приходили, стучали, ломали двери, при мне соседку армянку с балкона выбросили… Это было ужасно.

Как-то пошла покупать мясо, у продавца попросила мякоть – хотела приготовить поминальный обед по сыну. А он мне кости дает: «На, борщ сваришь!». Он мне еще диктует, что мне готовить! Так и взвесил кости, и говорит: «Езжай в свою Россию, там и будешь мякоть кушать!». Я так рассердилась, психанула – кровь горячая, взяла и кинула ему в лицо эти кости. Говорю: «Вот, сам вари хаш!». А они начали на меня все орать вслед, сыпать проклятиями. Я больше туда не вернулась и окончательно решила уехать.

В Баку была знакома с сестрой Николая Васильевича – работали на одном заводе. Они уже давно приехали в Верхнюю Пышму и меня тоже звали сюда.

Квартиру продала, уехала со слезами на глазах из родного Баку. Привыкала к Уралу долго, зимой не могла по снегу передвигаться, сколько падала – я же всю жизнь только по песку ходила… Приехала сюда в 98-м году, в День Победы, и почти сразу купила квартиру. Все, что было, отдала за это жилье.

В Пышме у меня начался другой этап жизни. Со временем появились семья, знакомые, подруги. Здесь уже живу 20 лет. Хожу на городские мероприятия. Но воспоминания – это мои постоянные спутники…

Дочь Марина связала свою жизнь с балетом, сама танцевала, а потом начала и других учить. Сейчас живет во Франции.

Перед уходом гостеприимные хозяева провели экскурсию по шикарному саду. Он утопал в щедротах природы: вкусные яблоки, сочные помидоры, крупные сладкие перцы, вкуснейшая малина… Конечно, для людей солидного возраста все это не легко дается, требует большого ухода, но Валентина Карловна подметила правильно: «Лежать на диване просто так – еще сложнее». На прощанье мы тепло обнялись с хозяевами, которые, несмотря на возражения, все-таки одарили меня гостинцами с огорода. Спасибо вам и желаю здоровья, долгих лет жизни.

Айгуль САБИРОВА, фото из архива героев и автора

P.S. Во время визита к героям статьи Валентине Карловне позвонила дочь из Франции. Она узнала, что в доме журналист, и забеспокоилась – столько мошенников крутится рядом с людьми пожилого возраста. Позвонила в редакцию газеты и удостоверилась, действительно ли их сотрудник находится по данному адресу на задании. Вот так, дорогие читатели, бдительность не бывает лишней! А как давно вы звонили своим близким?