В газете «Час Пик» № 35 от 4 сентября 2019 года повествование шло о самом заурядном предмете советского быта – граненом стакане. Не менее интересны истории и других вещей, без которых раньше никто не мог обойтись, а ныне они забыты.
Ушли в прошлое прялка и веретено, которые помогали в домашних условиях изготовить из овечьей шерсти пряжу, сетка-авоська в качестве удобного спутника для посещения магазина, виниловая пластинка, дарившая радость общения с песней. Да есть ли смысл перечислять дальше, когда даже трехлитровый бидончик и обычная промокашка из школьной тетрадки закончили свой век...
Все вышеперечисленное можно считать лишь бытовой мелочью на фоне того, как словосочетание «СССР» (Союз Советских Социалистических Республик) для многих наших современников также уже ничего не значит. Символ серпа и молота, некогда обозначающий нерушимый союз рабочих и крестьян, продолжает жить только в сердцах людей старшего поколения. Да, жизнь не стоит на одном месте, она изменчива. К лучшим условиям существования человек привыкает очень быстро и часто забывает о том, как жили, трудились и продолжали род, к примеру, его бабушки, чего забывать отнюдь не стоит. Итак, не забегая далеко в историю, остановим внимание на времени послевоенном.

Демографическая справка
На первый взгляд может показаться, что количество населения в послевоенные годы должно было увеличиваться. Однако этого не наблюдалось вовсе. За годы войны погибли многие молодые мужчины, а также женщины и дети, которые могли бы повышать демографические данные. Низкой рождаемости в послевоенные годы способствовала скудная жизнь – нехватка не только многих продуктов питания, но и хлеба. Отмена карточной системы также почти ничего не изменила в благосостоянии человека. Статистика давала неутешительные цифры: по переписи 1959 года на одну тысячу женщин приходился 641 мужчина. Однако все эти причины считались временными – женщину-труженицу призывали стать не просто матерью, а матерью-героиней, которой был почет и уважение. Но гражданки не торопились обзаводиться большим семейством, бытовало среди них выражение – «плодить нищету».
Опираясь на примеры из жизни бабушек, видим, что детская смертность в семье считалась вполне нормальным явлением. Новорожденные дети уязвимы с первых дней жизни, а их выживаемость до 7 лет была около 50 %. Многие дети страдали желудочными заболеваниями – оттого что их прикармливали с первых девяти дней от рождения. Причины крылись в неразвитости медицинской помощи, сложной санитарной обстановке, а также в тяжелых условиях жизни.
В наших поселках, надеясь на благоприятный исход, приходилось рожать дома под присмотром местной повитухи, а фельдшер, если таковой и был, приходил только взглянуть на родившегося ребенка. По рассказам женщин можно воссоздать следующую картину:

Рождение

Девочка появилась на свет вечером теплого весеннего дня… в бане. Дом в то самое время был полон гостей по причине праздника. На этот случай вынесли в сарай железную кровать с периной и грудой подушек, самодельный шкаф и небольшую тумбочку. Освободившееся место заняли два больших стола из грубо сколоченных досок. Проблему стульев решили также просто: между самодельными табуретками положили длинные доски, покрыв их половиками.

Гулянье в складчину шло своим ходом. Пока никто еще не перепил, но брага щедро лилась в граненые стаканы. На двух столах с небогатой деревенской закуской стояли розовый винегрет, тертая белоснежная редька со сметаной, квашеная капуста и отварной рассыпчатый картофель. Картину дополняли пироги с разной начинкой.

Когда темно-зеленый эмалированный чайник опустел в очередной раз, и мать вышла, чтобы его наполнить, она почувствовала нечто такое, что можно назвать одним словом «началось». Передав наполненный брагой чайник гостям, быстро вышла на крыльцо вдохнуть свежего воздуха. Ее длительное отсутствие заметила, пожалуй, только бабушка.

Не желая нарушать общего застолья, догадливая женщина увела мать в протопленную накануне баню, усадила там на лавку. Сама же развела бурную деятельность. Воду в колоде нашла едва теплой, а ее количество недостаточным, потому сбегала несколько раз до колодца. Приговаривая слова о том, что ягодка не отпадет, пока не созреет, ловко выгребала из печки золу, щипала лучину, накладывала сухих березовых дров, которые вскоре дружно взялись огнем.

В бане пахло дымом. Солнце весело смотрело в небольшое квадратное оконце, освещая тот самый угол лавки, где сидела роженица. Схватки то заставляли ее корчиться от боли, то давали отдохнуть.

Шум гулянки все отчетливее доносился до бани: играла гармошка, каблуки стучали по полу, отплясывая незамысловатый танец. Кто-то хмельным голосом затягивал песню.

Гости, занятые сами собой, не замечали отсутствия двух женщин, хотя бабушка время от времени обнаруживала себя. «Пусть гуляют на здоровье, праздник на то и дан людям, а вот молоденькую фельдшерицу Зою надо бы позвать, хотя толк от нее вряд ли какой выйдет», – решила-таки бабушка, проходя в очередной раз путь между домом и баней. Через какое-то время ей удалось незамеченной выбраться на улицу.

Фельдшерица оказалась дома. Она крутилась перед зеркалом в пестром платье из крепдешина. Тугие косы были уложены корзиночкой и украшены двумя маленькими белыми бантиками. «Как знала, собралась. Совсем девчонка, одно что выучилась», – подумала бабушка. Так оно и вышло: сообщение вовсе не обрадовало девушку.

Дав согласие непременно быть, она схватилась за учебник. Родов ей еще принимать не приходилось. Для уверенности долго листала книгу, тупо глядела на нужную страницу, но ничего так и не прочитала. Там не было написано, как преодолеть брезгливость и страх, захватила белый халат и отправилась на вызов. День, обещавший быть таким хорошим, превращался для нее в кошмар. Тем более что первые роды могли затянуться, а она не только не повидается с подругами, но и может опоздать вечером на свидание.

В бане уже было все налажено. Едким дымом не пахло, дрова прогорели, отдавая свое тепло воде, потолок, лавки, пол выскоблены и вымыты. Узел с простынями, полотенцами и пеленками висел на крючке. Однако ребенок медлил с появлением на свет. Схватки все усиливались, промежутки между ними становились короче, крики роженицы громче.

Фельдшерица нашла положение вполне естественным и, полагаясь на благоприятный исход дела, отправилась попить чаю с пирогами. Мать же тем временем не находила себе места: на полке ей казалось жарко, на полу – прохладно, на лавке – неудобно. Солнце уже перестало заглядывать в окошко, отчего бревенчатые стены бани и просмоленный потолок помрачнели. Мать, понимая, что в таком деле надо полагаться только на себя и свои силы, то обретала уверенность, то утрачивала ее.

Фельдшерица, попив чаю с пирогами, болтала на завалинке соседнего дома с подругой, временами омрачая себе настроение предстоящими родами.

Бабушка же, не раз видавшая этот процесс, а в прошлом участвовавшая в нем сама, для уверенности сбегала еще и за все знающей и умеющей Петровной. Та, заприметив уже появившуюся головку ребенка, быстро взяла дело в свои руки. Руки же эти были надежные: она умела править людям спины и животы.

Когда фельдшерица появилась в дверях бани, Петровна уже бойко руководила процессом, заслонив собой всю обозреваемую картину. Одобряя действия роженицы, приговаривала: «Давай! Давай!».

Все шло благополучно, и фельдшерица устыдилась своей беспомощности. Вскоре баня огласилась детским плачем. Оглядев появившуюся на свет девочку, Петровна нашла ее вполне жизнеспособной.

Через какое-то время девочка уже лежала в пеленках и с жадностью сосала, но не материнскую грудь. Она втягивала в крохотный ротик завернутый в несколько слоев марли и перевязанный ниткой сверху небольшой мешочек, в котором был нажеванный и смоченный слюной беззубого бабушкиного рта хлеб.

Первый голод был утолен, началась самостоятельная жизнь.                      

Александра КИЛИНА, краевед