Рейтинг@Mail.ru

ФИО

Телефон

E-mail

Комментарий


 
В ближайшее время мы свяжемся с вами.
«Я пришел работать не к Ройзману или Кабанову. Я пришел работать в Фонд»22/10/2018

«С Евгением (Ройзманом) я не общаюсь. Мы с ним даже не объяснились. Мы не имели долгого разговора друг с другом. Я его видел. У меня было много вопросов к нему, но я просто отпустил ситуацию. Жизнь-то продолжается», – заявил в разговоре с корреспондентом «Час Пик» Евгений Маленкин.

С Евгением я – автор материала – познакомился лет восемь назад. Тогда прибыв в Фонд «Город без наркотиков» для интервью с Евгением Ройзманом, я получил в собеседники Евгения Маленкина. Ройзман переадресовал мои вопросы по большей части именно ему. После судьба сводила нас еще несколько раз, и каждая встреча оставляла самое приятное впечатление.

Когда с Женей случилась беда, а я не могу иначе воспринимать его арест и тюремное заключение, мне было просто не понятно, почему именно он оказался крайним во всех разборках с Фондом.

Невооруженным глазом была видна политическая составляющая всего происходящего. Но пострадал именно Маленкин. Человек, не стремящийся в политику. Человек, останавливавший на подходе к Екатеринбургу целые вагоны с паленой водкой, которая могла оказаться на прилавках наших магазинов. Человек, который искренне стремился вытащить молодых людей из наркотического ужаса. Человек, который всячески препятствовал торговле наркотиками.

Но, как скажет в разговоре со мной сам Евгений, случилось то, что случилось. Назад события не отмотаешь. Все произошедшее с ним переведено в философскую плоскость, переосмыслено и принято, как данность.

Главное, что с его стороны нет никакой агрессии, нет желания кому-то напомнить о том, что события последних лет были спровоцированы в том числе нежеланием бывших соратников и их оппонентов учесть в своих раскладах его судьбу. Он стал некой разменной монетой в их политических играх. Но, несмотря ни на что, сам не стал в целях самозащиты подыгрывать одной из сторон. Хотя, мог. Но остался верен своим убеждениям.

Автор материала с большим уважением относится к Евгению Маленкину и не собирается скрывать этого.

Наш разговор состоялся в холле гостиничного комплекса «Малахит» в Челябинске и длился порядка двух часов. Описать все, о чем мы переговорили, в рамках газетного формата сложно. И все же постараюсь поделиться с читателями максимумом из возможного. Тем более что на некоторые вещи данного интервью стоит обратить внимание и местной власти, и местным общественникам.

 

Пока мы живы, дышим, пока мы занимаем вертикальное, а не горизонтальное положение, мы должны нести добро. Максимально жить для людей. Живя для людей, ты тем самым живешь и для себя. С таких слов начался наш разговор с Евгением.

 

– Как в наше время возможно жить с подобными убеждениями?

– Не надо задумываться об этом. Если переводить все в политический аспект, то мы заслуживаем ту власть, которую заслуживаем. Я вот выбрал для себя экологический проект «Антисмог». Это Челябинская региональная организация по контролю над чистотой воздуха. Проблема самая актуальная для Челябинска.

– Опять в бой ради людей? Опять спасать мир?

– Не надо спасать мир. Важно выбрать правильное направление и прилагать силы для решения проблем в этом направлении. Я для себя выбрал работу на конструктиве. Можно, конечно, расчехлять шашки и идти с ними на танки. И это настроение здесь есть. Протест чувствуется. Но у меня иное мнение.

Раз мы заслужили эту власть, то давайте с ней работать. Донесем до нее свои беды, свои переживания, свои идеи. Только тогда мы получаем ответ, начинаем конструктивно взаимодействовать. Нам здесь в Челябинске многое удается делать в этом направлении. Осуществляем общественный контроль состояния воздуха. Привлекли для этого независимых экспертов. Нанимаем лабораторию и едем не по какому-то графику, а когда нам надо. Когда мы получили обратную связь от жителей.

– Каким образом получили?

– У нас для этого работает телефон «горячей линии» и люди нам сообщают о выбросах, о неприятном запахе. Мы эту информацию анализируем, оцениваем и принимаем решение, в какую сторону нам с этой лабораторией поехать, чтобы провести замеры. Плюс еще фотовидеофиксация. Тоже очень важный элемент наблюдения за промышленными предприятиями.

В Челябинске 1179 источников вредных выбросов. Это официальная цифра, реально она может быть и выше. В городе, кроме больших предприятий, есть перерабатывающие комбинаты, какие-то маленькие заводики. Все вредные выбросы с предприятий накапливаются. Плюсом еще городская свалка чуть ли не в центре города. Значительную долю выбросов дают выхлопные газы автотранспорта.

Влияет и географическое положение. Челябинск расположен в яме. Здесь, когда на улице штиль, все эти выбросы застаиваются, а мы всем этим дышим. Проблема чистого воздуха в городе комплексная. Мы пытаемся в ней разобраться. Привлекаем специалистов. Организуем круглые столы.

Я считаю, что те настроения, которые есть в Челябинске по поводу экологии, достигли высокого уровня. Спичку брось – и все рванет. Люди устали от этой проблемы. Хотя те протестные мероприятия, которые проходили в городе, были немногочисленными. Что такое тысяча человек на митинге? Их голоса растворяются, их по большому счету не слышно. Все же уличный протест – крайняя форма сопротивления.

Поэтому мы за конструктив. Никакой критикой огульно не занимаемся. Если что-то власти делают не так, то мы не молчим. Когда поднимался вопрос о закрытии свалок, то я на «Эхе Москвы», на «Business FM» говорил открыто, называл вещи своими именами. Я перед эфиром посмотрел в интернете – мэр города говорил о закрытии свалки еще с конца 2017 года. Что мешало закрыть? Не хватало политической воли? 5 числа у меня прошел эфир, а 7 числа вышло распоряжение о закрытии свалки.

- Нужен был толчок?

- В том числе. Общество на ситуацию влияет. Нельзя сейчас игнорировать мнение людей. Власть Челябинска с нами сотрудничает. Приглашает нас на заседания Общественной палаты, на заседания правительства области. Общение происходит постоянно. Например, предприятие собирается провести экологический аудит. Ситуация очень интересная. Представьте. Есть большое предприятие, и оно собирается провести независимый (можно это слово взять в кавычки) экологический аудит. Нанимает институт, платит ему деньги и просит провести «независимый» аудит. Какой может быть результат, когда заказчик заплатил деньги? Результат предрешен.

Вот здесь мы вставляем свои «пять копеек». Говорим, что идея замечательная, но мы не уверены, что все пройдет именно с точки зрения полной объективности. Включите нас в комиссию. Дайте возможность нашим специалистам поучаствовать в этой работе. Мы дадим свою оценку такому аудиту.

А то, что травят, точно есть. Я вынужден был из-за этого переехать из центра за город. Там ситуация заметно лучше. По крайней мере, не ощущается такого запаха, как в городе.

– Евгений! Почему оказался в Челябинске, а не в Екатеринбурге? На больные вопросы можете не отвечать.

– Да нет ничего в этом больного. После освобождения я устроился на работу по своей основной специальности – логистом. Но чувствовал себя некомфортно на работе в офисе. Не мое это. С точки зрения обеспечения семьи – да. Но я все равно стремился к тому, что больше нравилось, к общественной работе. И тогда мне поступило предложение от депутата Законодательного Собрания Челябинской области Михаила Махова. Он возглавляет нашу общественную организацию «Антисмог». И здесь мы вместе с ним реализуем данный проект.

– Интересно?

– Мне интересно. Я погружаюсь в работу. Многое для меня в новинку. Но те технологии, с которыми познакомился и в «Трезвом городе», и в «Городе без наркотиков», я использую здесь. Это и телефон «горячей линии», и оперативное реагирование на сообщение, видеофиксация, запросы, отношения с надзорными и с контролирующими органами.

В Челябинске мы первые получили статус общественного инспектора Росприроднадзора по охране природы. Сдали экзамены, получили соответствующие удостоверения. Инспектор обладает полномочиями по выявлению факта нарушения, составления протокола, направления информации в органы надзора, контроля. При этом мы остаемся общественниками.

Тема для меня новая. Я не эколог по образованию, но мы по сложным вопросам обращаемся к специалистам. Они нас консультируют, помогают найти верные решения. Когда ты видишь плоды своего труда, это самая большая награда. Точно так же, как работа в Фонде, когда видел, что ребята, девчонки смогли вырваться из наркотического плена. Сейчас встречаю некоторых из них, и они благодарят за помощь. Эффективность работы Фонда – снижение смертности. А мы видели, что смертность реально снижается.

Так же и здесь. Любая общественная работа приносит удовлетворение, когда ты видишь ее результативность.

– Злой вопрос можно?

– Да.

– Что случилось в Фонде? Фонд работал. Ройзман, Маленкин. Для меня вы оба олицетворяли Фонд. Прекрасно дополняли друг друга. Вся эта кутерьма. Эта нелепая твоя посадка. Что произошло?

– Вы знаете, конфликт развивался не один день. Причем конфликт практически со всеми. Конфликт с прокуратурой. Конфликт с губернатором. Причем я думал, что конфликт общественный. Отчасти так и было, но были и конфликты личностные. Конфликты Евгения Вадимовича и некоторых конкретных лиц. Ну и, конечно же, слабым звеном Фонда была реабилитация.

– Почему слабым? Добивались результатов. Многие люди вам до сих пор благодарны за то, что вытащили их самих или родственников из той самой «наркотической ямы».

– Слабое в юридическом плане. Нарушалось законодательство. И надо это признать. Наркоманы в большинстве случаев находились в реабилитационном центре помимо их воли. Они, может быть, принимали осознанное решение, уже находясь там. Но при поступлении главным было решение родителей. Инициаторами направления к нам детей были родители.

– Но они стремились спасти детей. Зайди на любое кладбище в стране и увидишь там сотни могил совсем молоденьких мальчишек и девчонок, погибших от употребления наркотиков. Это не могло не подталкивать родителей на принятие подобных решений…

– Именно поэтому родители и брали на себя ответственность. Но юридически в этом был состав. И я на суде этот состав признал. Что я действительно нарушал закон, но мои действия были направлены на благо этих ребят. А получилось то, что получилось.

Дальше в Фонде конфликт уже начал развиваться между Евгением Ройзманом и Андреем Кабановым. У них появились взаимные претензии.

Но, слава богу, что Фонд остался Фондом. Он продолжает работу. Потому что был период, когда Евгений Ройзман избрался мэром Екатеринбурга, Фонд хотели закрыть.

Я же пришел работать не к Ройзману, Кабанову или еще кому-то. Я пришел работать в Фонд. Для меня Фонд – это организация, а не персоналии. Организация, которая, на мой взгляд, делала правильные вещи. Да, иногда происходили трения с законом. Но организация – как живой организм. Я всегда буду поддерживать Фонд. У меня до сих пор хорошие отношения с ребятами, которые там работают.

С Евгением я не общаюсь. Мы с ним даже не объяснились. Мы не имели долгого разговора друг с другом. Я его видел. У меня было много вопросов к нему, но я просто отпустил ситуацию. Жизнь-то продолжается.

– А вопросы так и остались?

– Вопросы есть, но я на них не зацикливаюсь. Не ищу какого-то выяснения. Для меня в принципе все понятно. Женя выстроил свою политическую карьеру. В какой-то момент конфликт зашел так далеко, что нужно было прекратить и не дожидаться какой-то расправы. Но этого не произошло, и Фонд чуть не прекратил свое существование. С Фондом же расправились. Это была целенаправленная расправа. Месть за что-то.

Поэтому я считаю, что момент можно было отыгрывать и отступить.

– Тогда бы ситуация с тобой так не развивалась?

– Конечно. Тогда бы ситуация со мной так не развивалась. Безусловно, мне жалко того времени, что я потерял, а это два года одиночного содержания в камере в 10 квадратных метров. Из которых только четыре квадрата – то пространство, по которому можно ходить. Два квадрата спальное место. Два метра – место для приема пищи и два метра – санузел. И мне пришлось провести в этих условиях два года.

Это тяжело для человека. Да потом еще 9 месяцев в колонии. До этого год в международном розыске. Сюжеты там снимал даже Караулов. Сделали таким бандитом. Слава богу, мне удалось освободиться условно досрочно. Все обязательства я сейчас выполнил. Остались некоторые ограничения, но это не так болезненно для меня.

До сих пор бывают недоуменные взгляды в мою сторону, но я всегда говорю, что открыт для общения и готов ответить на любые вопросы. Я много размышлял об этом периоде моей жизни. Думал, ну за что мне все это наказание? Кое-что передумал, а потом понял, что не за что, а для чего! Поменяв вопрос, я стал относиться к этому философски. Стал стараться проводить время с пользой для себя. Начал читать книги. Заниматься по разным направлениям. И мне стало полегче.

Конечно, печально, что с Фондом все так получилось. Женя уперся и пошел напролом. Если бы отмотать пленку назад, то многое можно было исправить. Здесь же человеческая судьба оказалась на кону. Ладно, мы мужики, у нас хватит физических сил и терпения, но есть же семья. Что пережила моя жена? Дети. Я пришел, а дети уже выросли. Это же катастрофа. Для нашей семьи все это прошло очень болезненно.

Я сейчас достаточно спокойно об этом говорю. А что пережила моя жена, все эти подъемы в пять утра, очереди, передачки. Мама ходила по два раза в неделю и передавала мне посылки по пять килограммов. В камере не было холодильника, и продукты хранить было негде. А хорошее питание для заключенного – почти самое важное. Казенный рацион ограничен. Ты не получаешь необходимых витаминов. Поэтому я старался питаться овощами. Салаты себе делал. Человек приспосабливается в любых условиях.

Я теперь могу лететь в космос. Космонавты находятся в одиночестве восемь месяцев. За ними наблюдают психологи, чтобы они не сошли там с ума. Я теперь готов дважды и даже трижды туда слетать. Опыт пребывания в одиночестве у меня есть.

– А семья?

– Да. Семья не готова.

Интервью с Евгением Маленкиным провел Алексей ГЕРАСИМОВ (Ильин), фото автора.

Продолжение следует.

Последние новости
Авторизируйтесь на сайте чтобы ответить.
Последние комментарии
Комментировать