Радио

Общению жителей лесозаговской деревни с внешним миром способствовало и радиовещание. С тех времен, когда в деревню не было еще проведено электричество, у отдельных жителей сохранились специальные наушники, через которые узнавались новости. Пользоваться ими было неудобно. В семье только кто-то один мог слушать, а потом пересказывать новости или, в крайнем случае, слушать одним ухом, но уже вдвоем.

Купить радиоприемник в первое послевоенное десятилетие было очень сложно, он относился к числу дефицитных товаров. Но это была удача! Газету, прежде чем прочитать, нужно было подождать, когда ее доставят почтовой машиной и получить на руки. А вот радио – дело другое. Включил и слушай, все новости узнаешь.

Первые радиоприемники были на вид ничем не примечательны, назывались либо «Москвич», либо «Рекорд». Однако к ним относились с уважением, в домах для них пристраивали отдельную полочку, прикрывали приемники кружевными накидками. Радио включать просто так, без дела, было не принято, возле него обязательно должны быть слушатели. «Последние известия», «Пионерская зорька», обязательная «Утренняя гимнастика» – вот основные передачи, с которых начинался день.

Вещание велось с шести часов утра по местному времени, и взрослые до работы могли узнать о том, что делается в мире. По радио звучала часто классическая музыка, бывали интересные детские передачи, театральные постановки, различные концерты. Однако они транслировались поздно вечером, а в деревне рано ложились. Бывали, конечно, и такие любители, которые засиживались у приемников допоздна, имея желание «ловить» Америку.

Именно через радио пришла весть в марте 1953 года о смерти И. В. Сталина. Как и по всей стране, жители Красного Адуя от мала до велика собрались сразу в школу на митинг. Событие бурно обсуждалось. Интересовал вопрос, что теперь будет и как жить дальше. Сам митинг, несмотря на свою стихийность, прошел весьма организованно. Слово имела и наша учительница Лидия Ивановна Кочева, своеобразный представитель местной власти и грамотный человек. Однако она не выдержала большого напряжения ответственного момента и после сказанных слов упала в обморок.

Магазин

Если уж речь зашла о дефицитном товаре радиоприемнике, то нельзя умолчать о местном магазине, через который и поступал время от времени этот товар. Магазин был «смешанный» – продовольственный и промтоварный. Состоял он из торгового зала и складского помещения. Магазин имел довольно мрачный вид, так как одно имеющееся зарешеченное окно торгового зала почти всегда было открыто только наполовину. Имел две двери, которые никак не были утеплены и следовали одна за другой. Первая дверь закрывалась на увесистый засов и замок, она была всегда открыта во время работы магазина, вторая дверь с небольшими стеклянными оконцами открывала для покупателей вход в магазин. В холодные зимы здесь было трудно сохранить тепло. Оно шло от круглой, обитой железом печки, которую топили в холода до тех пор, пока дверца не нагревалась докрасна.

Прилавок был окрашен темной коричневой краской, на нем стояла стеклянная витрина с товарами. На прилавке имелись весы с двумя небольшими тарелками и гирьками разного веса. Другие весы были напольные, на них можно было взвешивать мешки с мукой или сахаром.

Основной товар располагался за спиной продавца: полки с хлебом, банки с консервами, сливочное масло, маргарин, растительное масло набиралось через шланг из бочки, конфеты карамельные подушечками и круглые накладывались при помощи совка в грубую оберточную бумагу, когда ее не было, то в кулечки из газет. В целом здесь можно было усмотреть много антисанитарии, но на это не обращали внимания. Сюда приходили постоять в очереди, посудачить, иногда поссориться. Все знали, кто и что купил.

Долгие годы существовал порядок: избирать лавочную комиссию. Когда он возник, уже никто не помнил, но соблюдался постоянно. Считалось, что в эту комиссию входили самые честные и достойнее люди, способные защищать права покупателей, следить за распределением товаров и прочее. Может быть, когда-то это так и было, но впоследствии люди эти стали считаться близкими к окружению продавца, пользовались всеми преимуществами в приобретении того, что лежит за прилавком.

Просматривая номера газет «Красное Знамя» за 1951 год, я случайно обнаружила жалобу жителей Красного Адуя на работу продавца местного магазина. Не без любопытства с ней ознакомилась – действительно, лавочная комиссия не обращала внимания на подобные нарушения. Своим существованием поддерживала только ничем непоколебимый авторитет продавца.

В заметке о вопиющей антисанитарии приводился факт из ряда вон выходящий. Хлеб в магазин привозили не очень часто, потому заказывать его приходилось помногу. Когда же он полностью не раскупался, продавец пыталась его освежить, набирая себе в рот воды и сбрызгивая. Если этот факт был обнаружен, то явно делался не в пустом магазине. Какие меры принимались по сигналу, дело неясное. Продавец как был, так и остался на работе.

По комсомольской путевке

Печально сложилась история семьи, скорее всего, единственных комсомольцев лесозага. Среди подписавших жалобу значились фамилии знакомых людей, первых жителей поселка. Собирая материал по истории нашего лесозага, я знала, что среди большинства беспартийных рабочих были один коммунист и два комсомольца, которые прибыли на лесозаготовки по комсомольским путевкам. Фамилия коммуниста часто встречалась в различных протокольных документах. Товарищ Рублев не принимал активного участия в политзанятиях, часто отсутствовал на партийных собраниях. Возникал вопрос, как же ему присутствовать на этих мероприятиях, когда он находился за десятки километров от места их проведения.

Вопрос с комсомольцами определился сам по себе из разговоров со старожилами. Этими двумя комсомольцами-добровольцами оказались муж и жена, носящие довольно редкую для наших мест фамилию Сирота. Оба коренные жители, можно сказать, со дня становления поселка. Что заставило их добровольно обрекать себя на эту каторгу? По комсомольской путевке того времени можно было обосноваться в месте и получше. Кстати сказать, эта фамилия значилась среди подписавших жалобу на местного продавца. Смелые, не побоялись испортить отношения.

С первого взгляда семья самая что ни на есть обычная, но любили читать книги по вечерам, слушать радио, особенно если передавали концерты, радиопостановки. Знали, пожалуй, чуть больше других. Стены в их доме украшали не фотографии родственников в рамочках, а различные струнные инструменты, к которым относились бережно. Дети умели наигрывать знакомые из кинофильмов мелодии, хорошо пели.

Детей было трое. Старшие сын Николай и дочь Валентина дома почти не бывали. Николай лет пять прослужил на флоте, после женился и устроился работать на Уралмаш. Дочь, красавица с большими карими глазами, защитила диплом машиностроительного техникума, вышла замуж и в деревне появлялась редко. Муж тоже был ей под стать – высоким и стройным.

Однако совместная жизнь не получилась, и даже рождение ребенка не остановило начавшийся разлад. Вскоре вовсе Валентина надолго исчезла из поля зрения. Она взяла с собой маленькую дочь и уехала жить в Армению, что можно было сравнить тогда только с краем света.

Оставалась еще одна дочь Татьяна, старательно выполняющая все обязанности по дому и огороду. В свободное время слушала радио или играла на тех струнных инструментах, которые были в доме. Она по мере своих сил училась в школе, после окончания семилетки поступила в училище при мясокомбинате, после было получение аттестата за среднюю школу и диплома техникума. Все, как и полагалось нормальному советскому человеку.

Самостоятельные занятия музыкой возымели свое действие, когда после многих лет учебы, получив образование, свободное время отдавала посещению городских театров. Она хорошо знала весь репертуар оперного театра и театра музыкальной комедии. Летом любила посещать спектакли гастролеров. Активно содействовала распространению билетов среди тех людей, с которыми работала или жила вместе в общежитии.

О продукции мясокомбината мы почти ничего тогда не знали, никакой рекламы не было. Вкус колбасы, конечно, был нам известен, но часто в пищу ее не употребляли. Зачем, когда было свое домашнее мясо. Благодаря Татьяне узнали, что существует нечто необычное в производстве из мяса – твердокопченая и сырокопченая колбаса (нынче они имеют иные названия, да и вкус совсем не прежний). Мы не только узнали про такую колбасу, но еще и попробовали ее на вкус. Аромат источала она необыкновенный, несмотря на имеющееся в ее составе сало, привкус жирности в ней полностью отсутствовал. Зато присутствовали полезные для человека калий, йод, железо, кальций и магний.

Она представляла собой продольно разрезанную половинку тонкого батона. Танька учила нас пробовать ее на вкус, рекомендовала сразу не жевать, а подержать во рту маленькие ломтики. Мы спрашивали, почему колбаса такая тонкая и так странно порезана. Танька открыла тайну: колбаса слишком дорогая, чтобы ее купить, а вот продольно разрезав, затолкав ее в сапог и застегнуть его на замок, можно было вынести за проходную.

Учила она нас еще одной премудрости – пить чистый медицинский спирт, который привозила после отпуска от сестры из Армении. Настоятельно требовала отведать, иначе не получалось попробовать вкус настоящего южного яблока, вкус и цвет, которого жителям лесозага был вовсе не знаком. Что же, приходилось обжигаться, глотать, вытирая слезы, ругаться, но пробовать. Зато, какие это были яблоки! Так, вкушая запретный плод, получали первый опыт принятия алкоголя. У каждого он, конечно, свой. У нас же получался принудительный.

Впоследствии Танька спилась, развелась с мужем и рано закончила свою жизнь, оставив после себя не совсем здорового сына. Спились и ее родители. Когда и как все началось, судить трудно, но приобретение подобного опыта пагубно сказалось на всем семействе.

Брат Николай умер своей смертью, а вот Валентина, которой пришлось уехать из Армении на Урал ухаживать за оставшейся без всякого надзора больной матерью, приняла смерть по несчастному случаю. По какой причине загорелся их дом, сказать сложно, но обе женщины остались отрезаны от выхода на улицу. Надышавшуюся угарным газом и с многочисленными ожогами Валентину все-таки удалось доставить в больницу, но это уже не помогло.

Вопрос почти социальный

Что было причиной пьянства? Вопрос не очень простой. Возможно, он был скрыт в том образе жизни, который приходилось вести семейным людям. Дело в том, что вся работа для мужчин, начиная с военных лет, была далека от дома. На работу увозили рано утром в понедельник, а привозили к вечеру в субботу. Только два дня в неделю жена видела мужа, а дети отца, что не могло не сказываться на родственных отношениях.

Зарождалась нестерпимая боль одиночества, ревность и ссоры. Соединить семью могла только смена места жительства с поиском новой работы. На такой шаг мог решиться далеко не каждый. На Красном Адуе были уже отстроены дома, разработаны огороды, дружные соседи, но не было работы и возможности обучать детей вблизи дома.

Новое место жительства пугало особенно стариков, а их было в ту пору немало. Многие так и говорили: «Нет, не поедем никуда, здесь умирать будем». Вот и приходилось детям с десяти-одиннадцати лет обучаться в школе поселка Кедрового и жить в интернате, подросткам выбирать городское ПТУ, а тем, кто постарше, учиться в техникумах и вузах. Так что от одного слова «общежитие» после приходили в ужас. Странно, вроде и семья есть, а на самом деле один-одинешенек, долго ли сбиться с нужного пути.

Случалось такое не только с начинающими жить молодыми, но и с людьми поколением старше. Сколько догадок, домыслов, иногда и сплетен рождала подобная жизнь. Многое навсегда ушло с теми, кого уже нет среди нас.

Через много лет…

Отдельные же факты открываются совершенно случайно до сих пор. Так произошло и со мной. После публикации отрывка из моего очерка «Горькая планида» в журнале «Уральский следопыт» меня разыскала Лида Орлова, которая проживала на Красном Адуе в середине пятидесятых и училась вместе с нами в школе. Удивлению моему не было конца и края.

Лида переехала жить в Свердловск, где родители купили дом, и с тех пор больше не появлялась в деревне. После стольких лет она попросила меня помочь в одном деликатном деле: узнать, что возможно, о человеке, который, со слов матери, является её настоящим отцом. Вот тебе раз! Родной отец уже и не отец оказался. Как я уже говорила, он работал в лесу и отсутствовал дома подолгу. Мать же перед смертью открыла свою тайну. Причем, как я поняла, это была не какая-то мимолетная связь, а любовь на долгие годы. Можно ли говорить о любви, когда оба не имели свободы? Как оказалось, можно.

Лида назвала мне фамилию своего отца, род его занятий, о времени проживания можно было догадаться по нашему году рождения, местом проживания этого человека являлось село Мостовское. Я обратилась для получения сведений к надежному человеку, который часто помогал в поиске – местному библиотекарю Любови Юткиной.

В результате найден старожил села, помнивший всех, кто проживал в войну и послевоенные годы в Мостовском. Оказалось, что, действительно, жил такой человек с семьей, был ветеринаром, а одно время даже председателем сельского совета. Ценили и уважали его местные жители за то, что мог ловко кастрировать баранов и молодых бычков. Слава о нем дошла и до Красного Адуя, где было предостаточно всяких животных. Он выезжал по вызовам часто, что и послужило поводом для завязавшихся отношений.

Далее семья покинула село Мостовское, но связь между замужней женщиной и женатым мужчиной поддерживалась. Он знал о рождении дочери (к тому времени уже имел своих двоих сыновей). Однако очень хотелось посмотреть, какая у него дочь. Мечту свою осуществил, удалось повидаться с уже повзрослевшей дочерью, но не нашел нужным признаться и не только потому, что рядом были сыновья. Да и зачем это уже было нужно? Произошло все в далеком от Свердловска санатории, где номера родственников находились почти рядом. Запомнила его и Лида, ничего не подозревающая о родстве. Только потом, сопоставляя в памяти признание матери и присутствие рядом не то чужого, не то своего человека, сделала выводы.

Когда я начала работать с документами по истории поселка, собирать воспоминания о его жителях, моя мать стала выказывать беспокойство. Когда же я сказала ей, что мне позвонила Лида Орлова и рассказала свою историю, она облегченно вздохнула. Как я поняла после, негласно мы с Лидой в деревне считались сестрами. Вот это новость!

Сейчас, когда все встало на свои места, я вспоминала давние разговоры взрослых между собой. Они сводились к тому, что наши бабушки, их называли «старухи», незадолго после рождения под видом помыть детей, понесли нас с Лидой в баню. Зачем это делалось? Таким образом они хотели обнаружить какое-либо внешнее сходство. Процесс, как видно, затянулся. Маленькую Лидочку в этой бане чуть не уморили: домой принесли синюю. Отводились, испугались, и об этом больше разговора не заходило. Мало ли что в жизни происходит…

Послесловие

На этом бытовые зарисовки из жизни лесозаговского поселка Красный Адуй можно закончить. В общих чертах, думаю, довелось сказать о многом. Горькая судьба выпала на долю первых жителей поселка, но они выстояли. За их тяжелый труд не давали высоких наград, не платили больших денег, премии за хорошую работу были большой редкостью, умирали с нищенской пенсией.

Однако эти люди внесли свой вклад в строительство Пышминского медеэлектролитного завода, числились работниками его лесозаготовительного отдела. Доля этих людей есть и в Великой Победе войны 1941–1945 годов. Далее был упорный и кропотливый труд по восстановлению лесов, вырубленных за годы войны. Вот их имена:

Корюков Илья Георгиевич, Вольхин Павел Андреевич, Кочев Иван Семенович, Галкин Никифор Степанович, Коновалов Павел Иванович, Челноков Георгий Федорович, Барышев Петр Семенович, Задорин Василий Михайлович, Сирота Григорий Васильевич, братья Иван и Борис Красновы, Павел и Александр Лунеговы, Петр и Андрей Орловы, а также семьи Елькиных, Балашовых, Тимофеевых, Чистяковых, Куклиных, Зыряновых, Жиделевых, Жуковых, Денщиковых, Оберюхтиных, Колобовых и еще многие другие, чьи имена остаются не известны.

Александра КИЛИНА