Главная головная боль Среднеуральска – это очистные сооружения. Несмотря на то, что каждый претендент на кресло главы обещает построить и запустить новые, до сих пор, кряхтя и пыхтя, работают старые.

Но, вроде, с главой Владиславом Козловым дело сдвинулось. До первого камня в фундаменте еще далековато, конечно, но муниципалитет прошел первый этап отбора заявок на включение в Государственную программу Свердловской области «Развитие жилищно-коммунального хозяйства и повышение энергетической эффективности в Свердловской области до 2024 года» на получение субсидий из областного бюджета местному бюджету на реализацию проекта «Реконструкция очистных сооружений города Среднеуральска с доведением до проектной мощности 15000 куб. м./сут.».

Министерство финансов Свердловской области увеличит расходные полномочия местного бюджета на реализацию Проекта на 2018 год на сумму 40 000 тыс. рублей и выделит субсидию из областного бюджета на софинансирование мероприятия в размере 40 000 тыс. рублей.

Реконструкция очистных сооружений в Среднеуральске будет выполняться в два этапа, до 2020 года.

Но это будет завтра. А как сегодня живут очистные?

Рассказывает директор ООО «Тепловодоканал» Денис Бегалов:

– Очистные сооружения построены в 1968 году. Под крыло ООО «ТВК» на условиях аренды они перешли в 2006 году. Мы в рамках своих возможностей проводили восстановительные работы, заменили сплинклерную систему биофильтров. Делали то, что было в наших силах, в основном за счет выкроенных средств. В последние два года производительность и качество очистных приведены к паспортным характеристикам. Показатели стоков не совсем соответствует паспорту с учетом деградации (старения) оборудования. Но к стандартам советских лет мы оборудование привели.

Сейчас совершенно другие экологические требования по нормативам сброса. Требования стали жестче.

В течение 50 лет проводилось только текущие обслуживание. В советские годы за оборудованием следили тщательнее – были регламенты. Когда я пришел, три года назад, в фильтрах был уже цемент вместо илов, и система регенерации фильтров сгнила к тому времени. Мы долбили и промывали... Они не то что не ремонтировались, они даже не обслуживались, грубо говоря.

За три года обслуживания привели в порядок систему. Конечно, капитальные сооружения отремонтировать нет финансов. К тому же я не могу вкладываться в сооружения, которые предназначены под снос.

Очистные – собственность муниципалитета. Прежнее руководство реконструкцией и не собиралось заниматься. На момент моего прихода даже не было оформлено право собственности. Мы профинансировали работы, необходимые для проведения госрегистрации, и администрация, наконец, зарегистрировала на себя право собственности.

В наши обязанности по договору входит обслуживание и эксплуатация.

– Какие объемы вы сейчас принимаете?

– Те, которые были запроектированы, – 6 тысяч кубов в сутки. Эта цифра была заложена при строительстве. В пике мы принимаем 5,8 тысячи кубометров в сутки. Но очистные морально и физически устарели. Город хочет развиваться. И там уже нет резерва для развития. Присоединять новые дома нет возможности. У нас еще на 200 кубов в сутки мощности остаются – часть небольших домов мы еще можем присоединить. А в будущем здесь порядка 80 гектаров земли планируется под застройку.

По нашим собранным заявкам от землевладельцев обоснованная перспективная мощность очистных составляет 15 тысяч кубов в сутки. Это на основании заявок, поданных лицами, владеющими земельными участками. Этой мощности хватит до 2025 года. Она прошла госэкспертизу в составе проекта. Реально сегодня в первую очередь планируется 7,5 тысячи кубов в сутки и лет на 10 нам этого хватит.

Очистные пройдут реконструкцию на территории действующего предприятия, при условии его работы.

– Как сегодня выглядит технология на очистных?

– Это технология, известная с советских времен. Стоки приходят на очистные, проходят через жировые решетки, песколовки, которые отлавливают мусор. Потом попадают на отстойники, далее стоки идут на биофильтры – это большой резервуар, засыпанный щебнем. Там сток разбрызгивается сплинклерной системой – маленькими фонтанчиками – вода аэрируется, и стекает по щебню. Далее работает биокультура, которая живет в данных очистных – она съедает все, что вредно. Продукт жизнедеятельности бактерий – ил – остается: мы его собираем и складируем в иловые карты, которые находятся на территории. А сток проходит тонкую очистку, обеззараживается и уходит в Молебское болото. Это советская технология и она до сих пор еще используется в нашей стране, да и в мире. В новых очистных не будет биофильтров, а будут аэротенки, и установки для нейтрализации и осушки илов. Мы по сути и получим сухой продукт, который можно вывозить на полигоны ТБО.

– А очистные так и останутся в городе?

– Это же вам не машину перенести. Все коммуникации, трубы, их перепады и уклоны рассчитаны на эту точку. Если очистные еще можно реконструировать, то переносить все сети – не знаю, кто выложит такие деньги. Но для меня в другом загадка: почему садовые участки, прилегающие к территории очистных сооружений, имеют полицейские адреса, хотя там нельзя ничего строить на расстоянии в 300 метров – санитарно-защитная зона.

В нашем случае после новой первой очереди мы ликвидируем старые очистные, и на месте старых построим вторую очередь, когда у города возникнет потребность в новых площадях.

– Уйдет ли запах?

– Запах уйдет с запуском новых сооружений. По проекту защитная зона новых очистных пройдет практически по забору, а это говорит о том, что такие вредные факторы, как шум, запах, биологическая опасность будут отсутствовать.

Кстати, запах сегодня связан не с очистными сооружениями, а находящейся за ними птицефабрикой, которая не имеет своей очистной системы. Просто они территориально близко к нам находятся. Тут можно спутать с запахом падали. Наши стоки не пахнут, но в наш коллектор, ниже наших очистных, врезана птицефабрика. И птицефабрика сбрасывает стоки туда, а за запах претензии предъявляют нам… А у нас на выходе сток чистый.

– Очистные часто штрафовали за сброс стоков, не отвечающих нормам.

– При действующей технологии мы не можем обеспечить те нормы, которые есть по новому законодательству. Очистные строятся под конкретный состав стоков. Грубо говоря, наши очистные строились под хозяйственное мыло – это было самое популярное моющее средство, которое к тому же биоразлагаемо. А сейчас современные средства – это синтетика, которая не разлагается и дает очень высокое содержание фосфора в стоках. Если прежде технология справлялась с объемами фосфора, то сейчас не способна. Здесь не решается этот вопрос. С фосфором можно бороться, если пристроить ванны, сделать коагуляцию. Но имеет ли смысл пристраивать дорогие технологические звенья к объекту, который определен под снос. Причем определен не нами, не администрацией. В составе проекта делали обследования независимые эксперты, которые дали заключение, что бесполезно реконструировать, а надо сносить. И после этого данный проект прошел госэкспертизу. С одной стороны – это хорошо. Это позволяет реализовывать проект реконструкции и обосновывает все наши действия, но формально я не могу вкладывать деньги, чтобы поддержать эти очистные, до момента ввода новых. Такая вот коллизия.

– Новые средства способны портить флору и фауну фильтров?

– Скажем так: их объем в составе стока некритичен для микроорганизмов, которые живут в биофильтрах. Но эти организмы не умеют с ними бороться. По европейскому законодательству требуется, чтобы все моющие средств были биоразлагаемыми, но они и дороже. В нашем случае мы получаем фосфор, который мы не можем убрать без коагуляции, где надо собрать весь сток, насыпать химию, которая высадит весь фосфор в нерастворимый осадок. А сейчас у нас превышение предельно допустимого сброса по фосфору. Но это не только у нас. Это повсеместно.

– Может, призвать людей использовать биосредсва?

– Во-первых, они в Среднеуральске не продаются. А во-вторых, там другая цена. У нас в стране это невыгодно и не контролируется, а на западе нельзя. Там тоже фосфаты есть, но они неустойчивые.

– А вы контролируете жизнеспособность бактерий?

– Все контролируется: и их производительность, в каком они состоянии. Есть еще одна проблема: в наши сети могут слить бензин или другие химические средства, которые могут убивать биологию. Но мы не можем это отследить. Это труба на территории города, в промзоне. Там в свое время хотели построить ливневку, а сделали коллектор, и теперь эта труба по факту бесхозная, и что там сливается – не всегда известно.

– Сезон паводка для вас горячая пора?

– В паводки существуют пиковые сбросы. На себе мы раньше чувствовали до 12 тысяч кубов в сутки. Мы переложили проблемные участки, где были дыры в безнапорных коллекторах, и самое главное – мы восстановили большое количество колодцев, и сегодня в пики принимаем в среднем 7 тысяч, 7200 вот был максимум прошлой весной.

Но проблема в другом – в городе нет ливневки. Она изначально не проектировалась, в СССР в малых городах это не делалось никогда. И получается, что в паводок воде уходить некуда, и люди просто пробивают ломами дырки в наших колодцах, чтобы вода туда ушла. И каждый год у нас проходит работа по восстановлению данных колодцев. Эта проблема есть, но в прошлую весну она стала меньше.

– Перелива не было?

– Любые очистные строятся с учетом залповых сбросов. Но кратковременно мы можем принять до 9 тысяч кубов. Перелив страшен не волной воды, а опасен тем, что биоопасные вещества могут попасть в природу.

Очевидно, что новые очистные вдохнут жизнь в город. Это развяжет руки застройщикам – начнется активное строительство. А горожане, живущие «на районе», наконец, вздохнут и выдохнут всей грудью воздух без запаха. Некоторые «счастливчики» – соседи очистных – перестанут бояться залива частной территории.

– Уже три месяца нас не топят, – признается житель с улицы Восточной, – а так – обычное дело. Три года в огороде ничего не садили. Пришлось поднять уровень дорог, канаву прокопали, землю вокруг дома, 120 кубов земли завезли. Там, на входе в очистные, трубы неправильно положили, сварили, вот и маются и сами, и мы…  

Катя ШИЛОВА