«Диагноз – он в голове!», – говорит верхнепышминец Михаил Пупов, покоривший 20 июля Эльбрус. Эка невидаль, скажут многие. Но ему 57 лет, и он поднялся на высоту 5642 метра над уровнем моря, превозмогая болезнь – сахарный диабет.

В горы Михаил влюбился совсем недавно. Три года назад состоялось его первое восхождение на Конжаковский камень вместе с супругой Натальей. Далее в списке числятся Таганай, Иремель, другие уральские горы, Олимп в Греции. И почему бы не замахнуться на что-то повыше, поинтереснее, подумали супруги и решили покорить Кавказские высоты.

– На Эльбрус мы поднялись 20 июля в 9:20. До нас и после нас была плохая погода, многие группы не могли подняться, а несколько человек и вовсе пропали, – рассказывает Михаил. – Нам просто повезло – во время нашего восхождения как будто тучи разошлись, ветер ушел, и выглянуло солнце. Там было много групп со всего мира. Перед нами шла группа из Палестины. Навстречу спускались канадцы. Видели украинцев, ирландцев. Оно и понятно – Эльбрус самая высокая точка Европы, и много людей стремится посетить ее.

Я практически не готовился. Но то, что я футболист в команде ветеранов, сыграло свою роль. Жена Наталья – спортивный человек. Конечно, сразу предупредил организаторов – компанию «Ёлки Моталки» и руководителя Константина Чернова, что у меня диагноз. А сам плотно изучил в интернете, как люди с моей болезнью поднимаются. У всех, конечно, была серьезная подготовка. Украинцы поднимались вместе с врачом и помощниками. Плюс аптечку на десять килограммов. Из Челябинска женщина пыталась, но не взошла. Я уверен, что кто-то непублично все-таки мог покорить высоту – людей смелых и храбрых с разными болезнями достаточно. Инструктора говорили, что знают человека, который взошел, имея протез вместо ноги. Видел сам, как одного поднимали на санках – видимо, парализован или ДЦП.

Люди должны жить, а не просиживать на диване. Поэтому хотелось в команде быть на равных, и чтобы для меня не создавали особые условия. Мы с женой Натальей жили как все, спали как все на нарах в спальных мешках, ели то, что готовят. В основном был акцент на углеводистую еду. Но мне при этом заболевании нежелательно принимать такую пищу. Приходилось делать порции поменьше, а дозу лекарств побольше. Но это моя математика, медицинская.

– Как происходил сам подъем?

– Просто так пойти и подняться на гору невозможно – иначе горная болезнь, нехватка кислорода ударит по голове, и ты все равно спустишься назад. Мы сделали пять акклиматизационных выходов, чтобы предупредить и получить гарантию восхождения.

Наша база сначала располагалась на 2000 метрах. Оттуда мы поднимались до 3000 к метеостанции, потом обратно. Это занимало каждый день примерно по 6–7 часов. Потом поднимались на гору Чегет до 3400, далее мы переехали в приют на 3700 м – там уже лежал снег. Приходилось надевать специальную экипировку для восхождения. Выходы с этой высоты мне тяжело давались: снег рыхлый, очень высокий подъем, нехватка воздуха плюс болезнь. Но я смотрел на ребят и видел, что не было легко никому. Даже руководителю. Он у нас тоже болел горной болезнью. Кстати, она по-разному влияет на человека. Кто-то сознание теряет, кого-то тошнит, или начинают бегать в туалет, появляются боли в сердце – человек становится белый как мел, сердце начинает болеть.

На зимних акклиматизационных выходах приходилось уже каждый час замерять уровень сахара и колоть инсулин (на фото). На последнем подъеме-спуске было очень тяжело, но инструктор сказал, что если я не преодолею себя, то и восхождение на Эльбрус будет под вопросом.

Нам дали день отдыха. Путь занял семь часов. Задача – чтобы все взошли. Погода меняется резко: минуты – и вот дождь, или снег, или солнце.

– Расскажите о моменте, когда вы, наконец, поднялись на заветную высоту.

– Эйфория до сих пор не отпускает. Наверху мы сидели и плакали, кто-то кричал, кто-то обнимался. Подъем оказался физически очень тяжелым. За сто метров до вершины одна девушка сознание потеряла. Инструктор буквально на руках её донес. Начали спускаться – одного парня начало полоскать. Минут тридцать не мог прийти в себя. Меня тоже стало пошатывать, но инструктор меня к себе прицепил, чтобы не унесло. Но радость и восторг и сейчас продолжаются.

В нашей группе я был слабое звено. Но не тормозил остальных, и мне никто не высказывал своих претензий. Люди, которые идут в горы, – они другие. Туда идут достойные, смелые, храбрые, которые знают, что придется тяжести таскать, помогать друг другу, ограничивать себя в еде, во сне.

Если бы финансово посильно было, я бы и на Эверест пошел. Не знаю, интересно ли это науке – как люди с диагнозом покоряют горы. Читал про женщину, которая взошла на 4700 метров к Эльбрусу, и это еще не вершина, – а она уже пишет с немцами книгу.

– А соблюдали ли вы какие-нибудь приметы при подъеме?

– У альпинистов не знаю, но у футболистов много примет. Но тут был такой момент – каждое утро мы просили: «Дедушка Эльбрус, пусти погостить на пять минут, поздороваться только». Там никто не говорит – мы покорим. Даже шепотом. Потому что не каждого он пускает. Даже у нашего инструктора были неудачные подъемы – погода не пускала.

– Как организм среагировал на нагрузки?

– Прекрасно. Похудел на семь килограммов. Я же спортсмен – чем меньше таскать веса на футболе, тем лучше. Вес пока стоит. Самочувствие прекрасное. Уровень сахара сохранился, как было. Приехал – через день уже играл футбол на турнире.

Конечно, врач не разрешает такую активность. Они говорят – бегать можно только трусцой, спорт активный нельзя, и «загоняют» человека. 15 лет назад врачи моей жене вообще сказали, что не повезло ей с мужем…

С тех пор не хожу по врачам-эндокринологам. С уважением к ним отношусь, но прислушиваюсь больше к себе, к своему организму. Жизнь короткая, и хочется ее прожить максимально эффективно, интересно.

– Наверное, мало людей, которые «оседлали» такую болезнь?

– Моей болезни 25 лет. Часто общаюсь с людьми с таким же диагнозом. Они делятся на две категории. Одни махнули на себя рукой – «сколько осталось, столько и проживу». Диету не соблюдают, уровень сахара не замеряют, инсулин не колют. И, как правило, много не протягивают. Вторая категория бросается в другую крайность: «Ужас, как все плохо, караул, мы инвалиды, мы больные, пожалейте нас!». Их жизнь – это диваны, больницы, выбивание пенсии. Формально они признают себя людьми неполноценными. И выбрасывают себя из жизни. Хотя она прекрасная, красивая! Я пытаюсь им сказать, чтобы удалили это из головы – практически у всех людей есть проблемы – то астма, то язва, то аллергия. Говорю им, чтобы устраивались на работу, занимались спортом, лазали по горам, шли в леса, штурмовали реки, чтобы чувствовали себя здоровыми людьми, и организм сам в это поверит. Мне 57 лет, и я планирую еще столько же прожить. И не на диване!

Сейчас мы с супругой Натальей решаем, а не замахнуться ли нам на Килиманджаро?

Айгуль САБИРОВА, фото из архива Михаила